Теософист

Не считайте меня грубой и невоспитанной, за то, что не ответила на ваше письмо. Получила я его, еще будучи прикованной к постели, после того, как чуть не сломала ногу, пытаясь сдвинутьс места тяжелый остов кровати, и он на меня рухнул. Я еще не выхожу из комнаты, поскольку почти не в состоянии передвигаться и впервые с тех пор взяла в руки перо.

Удивлена и шокирована тем, что вы сообщили мне про «Ваnner of Light»[36]. Неужели они и вправду такие трусы? Почему же они намереваются во имя истины сокрушить Холмсов и не хотят трогать Чайлда? Это несправедливо и нечестно. Спиритуализм никогда не сможет вырваться из тисков подозрений и остракизма, если мы, спиритуалисты, сами для себя не научимся отделять подлинные факты от плевел лжи и вероломства, удушающих истину. Пусть редактор «Ваnner of Light» усвоит, что общество не проведешь. Публика в целом судит о Чайлде по его делам, и ни один человек, даже ребенок, не считает Чайлда виновным менее Холмсов, ибо судят его по поступкам, а поступки его говорят сами за себя.

Что скажут люди, когда выяснится, что главный оплот спиритуализма, его ведущий печатный орган и пропагандист истины, выставляет Холмсов на суд общественности за мелкое воровство и одновременно покрывает доктора Чайлда, который смахивает на крупного ночного грабителя? Чем тогда правосудие Верховного суда спиритуализма лучше решения обычного суда подкупленных присяжных, которые оправдывают какого-нибудь взяточника Джея Кука, но отправляют в тюрьму беднягу, укравшего 25 центов ради того, чтобы купить себе кусок хлеба?

Сегодня беседовала с г-ном Робертсом, заглянувшим ко мне, и он, по крайней мере, сделает все от него зависящее, чтобы донести до людей правду об этом деле и представить Чайлда в истинном свете[37]. Получила письмо от профессора Хирама Корсона из Корнелльского университета; профессор полностью со мною согласен, благодарит меня за статью и заявляет, что в ней, как в зеркале, отразились его собственные чувства и его личное мнение. Я получила десятки писем от спиритуалистов и могу подтвердить, что все они со мною согласны. Скажу даже больше, и пусть это станет известно редактору «Bаnner of Light».

Мне принесли письмо от одного достаточно известного человека, который вложил в конверт некоторую сумму денег в качестве первого взноса в фонд возмещения расходов, связанных с установлением истины относительно д-ра Чайлда. Cettepersonne est decidee a commencer ou plutot instituer une bourse, et promet de m'envoyer d'autres contributions afin de commencer de striate et sans delai un proces contre Child. Comment trouvez vous le bouillon, general?[38]

Прошу прошения, но я чувствую такую слабость, что писать сейчас больше не в состоянии. Пожалуйста, сообщите мне, каково общественное мнение в данный момент и к какому решению пришли в «Ваnner of Light». Мне нужно это знать. Вы читали статью «Новое решение старой головоломки» в январском и февральском номерах «Scribners»? В ней есть рациональное зерно, хотя в целом я с автором не согласна. Вам следует ее прочитать во что бы то ни стало. Если сумеете, не позволяйте Бёрду писать. Я отправила письмо Витгенштейну. Адрес его вы сможете найти в «Banner of Light». Это где-то в низовьях Рейна. Более точного адреса сейчас не припомню. Благослови Бог вас и ваши труды, генерал. Привет вам от Джона и от Бетанелли. В следующем письме сообщу вам нечто удивительное. Джон приступает к вашему портрету на атласе.

Искренне ваша.

Е. П. Блаватская

Письмо 2

[Февраль 1875][39]

Филадельфия

Милостивый государь!

Прочла два ваших последних письма, и единственное, что мне оставалось сделать, — это, как говорят персы, «в немом удивлении прижать перст к изумленно отверстым устам моим». Что, черт побери, вы подразумеваете под «сеансом госпожи Уайт»? Я живу в самом центре этого богом забытого и Чайлдами обжитого города, и каждый день на меня просто кучами вываливают всевозможные сплетни, но ни разу, несмотря на все мои поиски и хлопоты, ни разу не слышала о том, что на горизонте вновь появилась эта злобная Уайт. Вы — первый человек, поразивший меня этой новостью. Что за сеанс, с какой стати?

Я знаю, что здесь орудует г-жа Холмс, которая этими своими материализующими руками и локтями водит за нос «Эванса и Компанию», — знаю, и даже отклонила ее приглашение пойти на это посмотреть, не испытывая особого желания перерывать в поисках отдельных жемчужин всю эту чудовищную кучу сгнившего навоза. Но чтобы спиритические сеансы давали Уайт, Лесли или Чайлд — об этом никто ничего не знает. Если это правда, то помоги, Господи, старине Роберту Д.Оуэну[40] значит, сейчас у него с мозгами хуже, чем когда-либо, раз он по-прежнему верит чайлдовским небылицам и его откровенной лжи.

Состояние моей ноги улучшилось совсем немного, и я боюсь, что еще какое-то время мне придется хромать.

Я посылала за Робертсом и думаю, что завтра смогу его увидеть и обсудить с ним предложение г-на Хегарда. Тот уже успел заглянуть ко мне и, как всегда, готов живьем съесть д-ра Чайлда. «De gustibus поп disputandum est[41]. Я скорее предпочла бы съесть хвост дохлой кошки, зажаренный в свежей клопиной крови, — все что угодно, но только не Чайлда. Вас наверняка удивит подарок от Джонни; только потерпите немного, ибо этот малый весьма капризен и на днях снова исчез.

Передайте от меня самый искренний привет уважаемому г-ну Колби[42] и скажите ему, что я повешу его портрет на стену рядом с Баярдом, рыцарем без страха и упрека, и Готфридом Бульонским, самым искусным полководцем своего века»[43]. Я намерена испытать г-на Колби на смелость. Он должен будет — так ему и передайте — усвоить боевой клич наших вольных казаков и напечатать в шапке своего «Banner of Light» следующее: «На тебя, о Господи, Владыка небесного воинства, уповаем: да не позволишь ты нам покрыть чело вечным позором». Если мой английский в этой фразе оставляет желать лучшего, то как-нибудь отредактируйте ее сами. «La plus golie fille du monde ne peut donner que ce qu 'elle a»[44]. Мои корреспонденты бывают вынуждены либо принять меня вместе с моим английским, либо расстаться с нами обоими.

Не браните меня, дорогой генерал, за то, что ради целей, о коих ведают лишь мрачные глубины моего сердца, я сняла копию с вашего письма (того самого, где речь заходит о трусости редактора «Banner of Light») и послала ее профессору Хираму Корсону для его статьи.

Бетанелли выражает вам свою любовь и уважение, и Джонни к нему присоединяется.

Искренне ваша

Е.П.Блаватская

Письмо 3[45]

[Март 1875 г.] Воскресенье[46]

Филадельфия

Милостивый государь!

Вы интересуетесь, не обнаружила ли я какого-либо мошенничества в материализации Холмсов. Нет Бога кроме Аллаха, и Магомет воистину пророк Его! Ну, как же, драгоценный мой генерал, разве вы сами не обнаружили обмана, когда в первый раз увидели лицо Кэти и опознали проступающую за этим лицом рожу г-жи Холмс? Оба они медиумы, спору нет, но ни г-жа Дженни Холмс, ни ее супруг Нельсон Холмс никогда не вызовут в вашем присутствии феномен истинной материализации предметов в сумке, ведре или лохани для стирки, если только один из супругов не погрузится в подлинный, глубокий транс.

Мошенничество у них в крови, наверняка их обоих зачали в момент какого-нибудь плутовства или надувательства, как г-на Стерна в его «Сентиментальном путешествии». Это просто два двуногих воплощения лжи, и, чем меньше дел вы будете с ними иметь, тем лучше будет для вас. Я никогда не доверяла им — я верила своим глазам, своим ощущениям и Джону и знаю наверняка, что Кэти материализовывалась через них тогда, когда Нельсон Холмс сидел в кабинете, впав в глубокий транс, и всего четыре раза, когда он находился вне его. Противовес Кэти создавался с помощью еще одного молодого медиума — г-жи Уайт, сообщницы Чайлда, которая сейчас в отъезде. Я высказалась. Можете верить мне или не верить ad libitum[47] — воля ваша.

Господин Колби весьма несправедлив, весьма пристрастен, и да поможет ему Бог, но только кажется мне, что им сейчас управляет некий диака[48], оказывающий отеческое покровительство д-ру Чайлду. Вы читали его «Sunshine»? В нем есть ответ на ваши вопросы. Я направила Колби свое ответное послание. Если он его не опубликует, причем немедленно, — ибо я имею право этого требовать, поскольку Чайлд обвиняет меня в распространении всяческих измышлений, — то я опубликую это в «Springfield Republican» или еще где-нибудь да еще приплачу им, сколько захотят, но я полна решимости продемонстрировать публике, кто на самом деле распространяет инсинуации — я или Чайлд. Пожалуйста, сообщите об этом Колби, пусть он знает, что даже если мне придется заплатить за публикацию сотню долларов, я все равно ее добьюсь, однако в этом случае я кое-что припишу, чтобы показать, почему ведущая спиритуалистическая газета отказывается печатать правду, одну только правду и ничего кроме правды.

Бога ради, не вводите ваших несчастных кембриджских исследователей в такую компанию, как эти Холмсы. Разве вам так хочется, чтобы ученые швыряли свои деньги на ветер? Мой им совет: раз уж они такие богатенькие и щедрые, пусть лучше займутся каким-нибудь «Артемусом Уордом» и его шоу, если означенный джентльмен действительно существует в природе, вместо того чтобы опекать таких ненадежных медиумов. Они явно плутуют, а если схватить их за руку, то все, что ни есть в них подлинного, пойдет псу под хвост. Их мошенничество в очередной раз навредит спиритуалистам, причинит ущерб общему делу и вам лично.

Джон говорит: «К любому из них», «Постараюсь». Думаю, он имеет в виду, что вы можете обратиться к Мамлеру или к Хезелтону[49], а сам он сделает все, что в его силах. Я пошлю вам на следующей неделе его автопортрет, где он изображен у себя на балконе, в Стране вечного лета[50]. Джон нарисовал свой портрет за один сеанс, но велел мне дорисовать по краям что-то вроде обрамления из красивых цветов, а я работаю очень медленно, когда он мне не помогает или не делает все сам. Я ощущаю себя очень больной и несчастной; почему — я и сама не знаю. Нахожу этому лишь одно объяснение, одну причину: мне хочется домой, наверх, но духи не желают меня туда забирать.

Автопортрет Джона Кинга

Как вы могли подумать, что Холмсы солгали по поводу фотографии? Это единственный раз, когда они сказали правду; им этого совершенно не хотелось, ибо правда царапает и раздирает им глотку так же, как ложь терзает горло честных людей. Разве помимо их подтверждения вы не слышали свидетельств [...][51] и других?

Поверьте мне, дорогой генерал: то, что я вам о них рассказала, — сущая правда. Ибо психологически повлиять на них можно лишь тогда, когда они говорят правду.

Прочитала книгу г-на Эпеса Сарджента «Доказательство очевидно» и просто влюбилась в него — так прекрасно и мудро он пишет. Его книга заинтересовала меня больше всех других книг о спиритуализме в Америке. Можете автору так и передать. Скажите ему, что он заморочил голову самой настоящей урожденной казачке и заставил ее в него влюбиться.

Моя любимая нога не хочет исцеляться, и я, видимо, так и останусь хромой.

Напишите мне в ответ чуть подробнее, чем обычно, не скупитесь на слова в своих письмах.

Искренне ваша

Е. П. Блаватская

Письмо 4

[1875 г.] Филадельфия

Мой дорогой генерал!

Джон посылает вам следующий мудрый ответ, который я передаю дословно (я спросила его, скажет ли он вам, кто те самые духи, которые изображены на вашей фотографии).

«Скажите ему, что Джон никогда не водится со скверной компанией (sic!). Это ужасные духи. Дайте ему время и посмотрите, сумеет ли он опознать кое-каких духов на моей картине».

Думаю, Джон имеет в виду ту картину, которую он сейчас как раз заканчивает для вас. Она нарисована на квадратном куске белого атласа, один ярд[52] в длину и в ширину, на котором изображена куча всего презабавного. В центре — сам Джон у себя на балконе на фоне зелени и прочего. Я вот только пребываю в некотором замешательстве: как переслать вам картину, не испортив ее. Наверное, лучший способ — намотать ее на круглую палку и обшить промасленной тканью. Только, пожалуйста, пусть никто не знает, что картину создавали через меня. У меня нет ни малейшего желания прослыть медиумом, ведь в наши дни это звание стало синонимом слова «мошенник». Кроме того, я и вправду вовсе не медиум и никогда им не была, по крайней мере, в вашем, общечеловеческом, понимании. Баста.

А теперь, о благороднейший из всех генералов, вы должны оказать мне одну любезность. Несмотря на мои старания и объединенные усилия профессора Корсона[53], г-жи Эндрюс, полковника Олькотта и многих других людей, Колби возвратил мне мою рукопись. Джон говорил мне, что этот тип не станет ее публиковать, он пришел в ярость и даже (я не стала выяснять, правду он сказал или нет) зашел так далеко, что, по его словам, свалил с ног «этого поганца Колби», наслав на него болезнь за то, что «из-за него все мои труды пошли прахом». Что подразумевал Джон под выражением «пошли прахом»? Не знаю, но в последнее время он употреблял кое-какие занятные слова, которые, как утверждает полковник Олькотт, являются древнесаксонскими.

Что ж, en desespoir de cause[54], я послала рукопись г-ну Джерри Брауну, издателю «Spiritual Scientist». Прелестное издание, и с недавних пор оно действительно заслуживает внимания, ибо редактор делает все, что в его силах, дабы его детище превратилось в по-настоящему солидное издание. Там вы найдете несколько прекрасных статей, и, даже если по тем или иным причинам он не сможет опубликовать мои статьи, я все равно намерена защищать его и найти ему столько подписчиков, сколько сумею. Четырех я ему уже нашла, и в их числе мой друг Джон Мортон, который баллотируется на пост губернатора Филадельфии.

Так что, дорогой мой генерал, не могли бы вы заскочить на Иксчейндж-стрит, 18, к вышеупомянутому Джерри Брауну, обменяться с ним рукопожатием и обязательно поинтересоваться у него, сможет он напечатать эту чертову статью или нет? Если нет, тоя подробно опишу всю эту историю и пошлю в спиритуалистические газеты Лондона. И больше ни Колби, ни прочие трусы ничего от меня не получат! Сможете ли вы это для меня сделать, мой дорогой генерал? Вы меня очень этим обяжете, потому что меня уже просто тошнит от этой статьи, тошнит от борьбы, и мне бы поскорее от всего этого отделаться. (Пожалуйста, прочтите ее и сообщите мне, как она вам понравилась.)

Вы слышали, что за шутку сыграл Джон с полковником Олькоттом? Он написал ему длинное письмо, похоже, сам его отправил и поведал в этом послании какие-то удивительные секреты. Славный он малый, мой Джон. Ну что ж, вам еще предстоит удивиться, увидев его собственный портрет. Подождите немного, я думаю, что смогу выслать картину в конце недели, если верить моим расчетам.

Благослови вас Бог, и пусть никогда не уменьшится в размерах ваша тень, как говорят персы!

Искренне ваша

Е. П. Блаватская

P.S. Так значит, вы решили не порывать со своими Холмсами? Тогда позвольте вам сказать, что ваша сумка, печать и решающие проверки окажутся абсолютно бесполезными и оба супруга будут плутовать еще похлеще. Голову даю на отсечение, что г-жа Холмс уж наверняка будет. Вы просто попробуйте схватить за нос первое же материализовавшееся лицо — и увидите, что за ним скрывается.

Все это бесполезно, генерал. Они действительно мошенники, и вы лишь навредите делу.

Письмо 5[55]

[3 апреля 1875 г.]

Картина готова и отправлена вам через «Adams Express Со». Вначале она была чистая, как свежевыпавший снег. Б. носил ее к себе в контору, чтобы показать кое каким художникам, и картина прошла через столько грязных рук, что частично утратила свою девственную чистоту.

Джон просит вас обратить внимание на фигуру летящего духа в верхней части полотна — «мать и дитя». Говорит, вы ее сможете узнать. Я, например, не могу. Джонни хочет, чтобы вы постарались понять все символы и масонские знаки. Он просит также, чтобы вы никогда не расставались с этой картиной и следили за тем, чтобы к ней прикасалось поменьше народу, а еще лучше, чтобы к ней вообще не подходили слишком близко.

Позже я вам объясню, почему я переехала на новое место. Вот новый мой адрес: Сэнсом-стрит, 3420, Западная Филадельфия.

Искренне ваша

Е. П. Блаватская

Письмо 6

[Март 1875г.][56]

Мой дорогой генерал!

Рада, что вам понравился портрет Джонни, но только не надо называть его турком, ведь он милый, благородный эльф, и притом очень вас любит. Кто же виноват в том, что вы до сих пор не видели его истинного облика и думали, будто он смахивает на ту полуматериализованную физиономию старого еврея, которую вам обычно демонстрировали на сеансах у Холмсов? Только в Лондоне Джон предстает таким, каков он на самом деле, но и тогда его милое лицо не свободно от некоторого мимолетного сходства с соответствующими медиумами, потому что нелегко полностью изменить те частицы, которые притягиваются из различных жизненных сил. Как же вы не смогли узнать вашу Кэти Кинг, которую вы видели в прошлом мае? Джон говорит, что она сейчас именно такая и что несколько человек узнали ее сразу же, едва взглянув на картину. Я не знала об этом, так как Джон рассказал мне это не сразу. Эванс, г-н и г-жа Эмер, Мортон и другие тут же стали восклицать: «Это Кэти Кинг!» Я ее не видела и поэтому не знаю.

Мать и дитя — это не портреты, и вы, конечно, не можете узнать духов, которых не видели. А теперь, мой дорогой генерал, как насчет состояния, которое мы собираемся сколотить? Это все ваша приклеенная машина, ваше изобретение, я нисколько не сомневаюсь, ведь мне об этом было сказано. Хотела бы я сейчас съездить в Бостон, но это невозможно, так как слушание моего дела в суде назначено на понедельник, 26 апреля, и мне нужно быть в Риверхеде, на Лонг-Айленде, вместе с моими адвокатами, так что до начала мая выехать в Бостон никак не смогу. Постарайтесь, если сможете, пока об этом деле вообще не думать.

Мой дорогой, мой драгоценный генерал, подключайтесь к нашим планам относительно «Spiritual Scientist». Видите, с Колби, с этой старой переваренной тыквой, вы уже поссорились, a «Galaxy» — это безжалостная газета, которая не печатает ничего кроме сенсационной лжи, как и все остальные издания. Мы должны опубликовать ваши статьи. Вы же знаете, что говорит о них Стейнтон Моузес[57] в письме к г-ну Эпесу Сардженту. Я твердо намерена не дать «Spiritual Scientist» пойти ко дну и буду помогать ему держаться на плаву, пока люди сами не поймут, как умело управляется эта «посудина».

Если г-н Эпес Сарджент, и полковник Олькотт, и вы сами, и профессор Корсон из Корнелльского университета, и госпожа Эндрюс — если вы все напишете или начнете писать для этого издания, дабы оно стало нашим специальным правдивым органом, каким благом это обернулось бы для дела спиритуализма вообще и для Америки в частности. В данный момент, поскольку говорить можно лишь о «Ваnner of Light» и отвратительном религ[изно]-фил[ософском] журнале[58], руководство спиритуалистов можно сравнить с «les aveugles conduisant les borgnes»[59[ В будущем же, если мой план увенчается успехом, мы возьмем руководство на себя и выведем мир на путь истинный, показывая скептикам и неверующим причины сложившегося положения. Ведь сейчас их до упора пичкают сомнительными и всегда вызывавшими сомнения следствиями — и никаких рациональных объяснений, никаких достоверных свидетельств.

Чего же тогда ожидать от людей посторонних, неспиритуалистов? Как мы можем тогда надеяться на то, что они когда-нибудь откажутся от своих христианских представлений, от членства в самых разных религиозных конфессиях, что дает им хотя бы легкое, пусть и ложное чувство респектабельности, и очертя голову ударятся в веру, которая непопулярна, полна иллюзий, ибо факты спорны, а ее главные апологеты, вожди, подобно древнему Евсевию[60], этому старому набожному мошеннику из числа первых христиан, не только протаскивают в нее причудливые небылицы, но и фактически скрывают от всего остального мира преступления отдельных субъектов — людей, которые по каким-то таинственным причинам оказываются «любимчиками», фаворитами этих вождей и живут «еп odeur de saintete»[61] их печатных органов.

Можете называть жестокой мою статью против Чайлда! Знаете, будь у вас на руках те доказательства, которые есть у меня, то при всей вашей мягкости и покладистом характере вы бы признались как на духу, что готовы всыпать по первое число этому «отцу-духовнику», ибо он того заслуживает. Пожалуйста, протяните руку помощи несчастному Джерри Брауну, но не ради него самого. Я о нем очень мало знаю, разве что Джон мне его характетизует как честного, преданного, достойного человека, неутомимого трудягу, который хочет и может сделать очень многое для нашего дела, если ему самому оказать надлежащую помощь.

Так помогите же ему ради нашего общего блага, ради блага спиритуализма и всего человечества. Олькотт сейчас пишет статьи для «Spiritual Scientist». Насколько я понимаю, г-н Эпес Сарджент занимается тем же самым. Профессор Корсон собирается послать туда свою статью на следующей неделе. Почему бы и вам не внести подобный вклад и не опубликовать свои статьи в этом издании? Я отправила письмо Витгенштейну и попросила его каждый месяц писать что-нибудь для «Spiritual Scientist», имея в виду статьи о спиритических феноменах, которые наблюдаются в Германии и вообще где угодно. Уверена, что он за это возьмется.

Джон говорит, что слышал, как ваша дочь «преуспевала на клавесине» и что «преуспевала она, цветя в благозвучии». Когда я сказала ему, что выражается он весьма цветисто и что я не совсем поняла, что же он подразумевает под «клавесином», Джон на меня страшно разозлился и разразился руганью, добавив, что другие на моем месте оказались бы менее дураковатыми и определенно поняли бы, что он имеет в виду. Передаю дословно. Ну вот, благослови вас Бог, и да будет жизнь ваша на веки вечные озарена солнцем.

Искренне ваша

Е. П. Блаватская

Письмо 7

Вторник, 3.00 ч. утра

Сэнсом-стрит, 3420 Филадельфия

Моп General![62]

Получила ваше письмо сегодня после обеда. Вежливость требовала, чтобы я ответила сразу же, но я чувствовала себя такой раздраженной и разбитой (вернее, чувствовала себя такой разбитой и поэтому испытывала раздражение), что прочитала нотацию Олькотту, попыталась пригвоздить к позорному столбу Б., ввязалась в перебранку с Джоном, закатила истерику кухарке, довела до конвульсий канарейку и, таким образом «угодив» всем, отправилась спать. Тут мне приснился старик Блаватский, и это последнее событие я восприняла как преднамеренное оскорбление со стороны Провидения. Предпочитая этому кошмару все что угодно, глотаю таблетки Брауна, от которых начинаю чихать, хотя от кашля они меня действительно спасают, и в три часа утра порываюсь написать вам нечто, напоминающее по форме разумный, трезвый ответ; если же последний не отвечает духу этих эпитетов, смело предъявляйте счет за это вышеупомянутому седовласому патриарху и при первом же удобном случае перешлите сей счет с Джоном Кингом в «Страну вечного лета», дабы его покойное превосходительство могло по нему расплатиться.

Ваш профессор Софокл оказался весьма неплохим ученым и востоковедом, однако даже лучшие из востоковедов — просто школьники по сравнению с самыми грязными из евреев, которые родились и воспитывались в ... впрочем, не важно где. Это прекрасно и производит впечатление большой учености, когда человек способен назвать по отдельности каждое ребрышко, косточку и сухожилие в коровьей туше, но если после длинного перечисления по списку наименований отдельных частей тела подобный знаток не может «а la Cuvier»[63] определить, что же это было за животное, и по ошибке принимает его за собаку, то какой же он после этого мудрец?

Господин Софокл смог назвать отдельные символы и составляющие древнееврейских и греческих слов: он обнаружил две колонны Дж. и Б. (они означают нечто большее, нежели просто архитектурный замысел этого древнего мормона[64], этого многоженца Соломона, который стибрил их для своего Храма у учителей его учителей, знавших все это еще за несколько тысячелетий до рождения его многоженского величества); более того, г-н Софокл тут же сорвал соломонову печать (то же самое еще до него сделал Бульвер[65]), но почему бы г-ну Софоклу не поведать вам общего значения этих символов, сведенных воедино?

А ведь в них действительно есть смысл, и поверьте мне, что, изобразив их на своей картине, Джон создал печальную сатиру на невежество soi-disant[66] светил науки нынешнего поколения, которые так бахвалятся своими знаниями и удивительными успехами в разгадывании тайн прошлого, а сами даже не в состоянии с уверенностью выявить разницу между каким-нибудь «древнескандинавским символом» и ключом к «Золотым Вратам» и ошибочно принимают могущественнейший из гностических талисманов за distant arriere petit cousin[67] и называют его молотом Тора[68]!

Пока людям не удастся разгадать общее значение символов на картине Джона, он не сможет учить их и отказывается их просвещать. «Дерзайте» — и разгадайте, если сможете. Пусть беспредельная глубочайшая мудрость ваших ученых, сотворивших на фундаменте своего позитивного знания столько Бюхнеров, Молешоттов, Токтров, Рихтеров и прочих атеистов, поможет им раскрыть эту единственную тайну картины, которой вы теперь владеете, — и тогда мир может закрыть свои учебники и слегка передохнуть, ибо тогда люди познают то, что они пытались постичь на протяжении сотен веков и поколений, но так и не смогли, потому что в своей гордыне и суетной спешке, из-за которой они вечно путали какой-нибудь «croix cramponnee» с «croix chiffonnee»[69], они обычно вопили «Эврика!», тогда как даже азы познания не очень-то надежно были усвоены их пустыми головами.

Мой дорогой генерал, пожалуйста, передайте всем, кто столь почтительно и лестно отзывается обо мне, утверждая, будто эта картина написана мною, простой смертной, передайте им, что дочь моего отца никогда не выступала в роли «плагиатора». Картина так хороша, что давала бы право гордиться ею любому, кто действительно написал ее, однако я, за исключением того, что подрисовала цветочки внизу и несколько листиков вокруг балкона, вообще не касалась кистью ни одного дюйма на остальной части картины и не понимаю, почему я должна приписывать себе честь ее создания. Всякий волен верить в то, во что ему вздумается.

Пусть скептики заявляют, что ее написала я, полуспиритуалисты — что в процессе ее создания меня вдохновлял некий астральный дух, члены традиционных конфессий — что к картине приложил руку сам дьявол, а епископальное духовенство (подобный факт как раз недавно имел место) — что ни одному достойному человеку не пристало читать книгу Олькотта или смотреть на эти «сатанинские картинки» г-жи Блаватской, поскольку последняя курит и богохульствует (!), а Олькотт восхищенно рассуждает о ней на страницах своей книги. Я намерена при первой же встрече с этим почтенным выпускником «Бичеровской школы злословия» обменяться с ним рукопожатием, после чего заставлю его публично признать, что Господь Бог воротит нос не столько от моего богохульства, сколько от молитв сего святоши, и я буду не я, если этого не сделаю — вот увидите.

Мой обожаемый генерал, боюсь, что, к прискорбию своему, не смогу поехать с вами в Вашингтон. Нога моя разболелась, как никогда. Джон ее почти полностью исцелил и велел мне соблюдать полный покой в течение трех дней. Я пренебрегла его указаниями, и с тех пор мне становится все хуже и хуже. Сейчас ее приходится лечить обычными методами. К тому же, думаю, 11 мая в Риверхеде будет слушаться мое дело. Я должна там присутствовать и т. д. и т. п. Была бы просто счастлива, принести вам хоть какую-то пользу, но, боюсь, это вряд ли будет возможно.

Вдобавок я не совсем уверена в Джоне. Он никогда не дает никаких советов никому кроме меня, и это так не похоже на поведение ваших медиумов. Если бы он честно пообещал мне, что поможет, я бы еще рискнула, но он ничего не обещает; более того, он довольно строптив и никогда не делает того, о чем его попросишь, если только он сам сначала этого не предложил. Вы же помните, какой он независимый. Я не могу согласиться на ваше предложение, пока он мне не разрешит. Поэтому нам придется подождать. Но я вам настоятельно рекомендую поискать какого-нибудь частного медиума, ибо сама я в действительности вовсе не медиум.

Посылаю вам странный и таинственный циркуляр. Прочитайте его и сообщите мне, как он вам понравился. Попросите Братство помочь вам. Джон не осмелится игнорировать их указания. Пожалуйста, напишите, обязательно напишите что-нибудь для «Spiritual Scientist» под своим собственным именем — это единственный способ угодить Джону: быть может, тогда он согласится оказать вам услугу. Больше ничего сказать вам не могу. Поговорите об этом с г-ном Эпесом Сарджентом.

Чувствую себя весьма неважно и вынуждена заканчивать. Мне еще нужно рассказать вам бесконечно много всего. Если бы я только была в силах помочь вам с вашим дипломом, но, поверьте мне, даю вам честное слово: я всего лишь раб, послушное орудие в руках моих Учителей. У меня не получается даже правильно писать по-английски, если они не диктуют мне каждое слово.

Видите, какое длинное и глупое вышло письмо, как безграмотно и невежественно сие послание, ибо в данный момент я абсолютно одинока и совершенно беспомощна.

Искренне ваша

Е. П. Блаватская

Письмо 8

[Апрель 1875 г.][70] Среда

3420 Зап. Филадельфия

Дорогой генерал!

Не браните меня, пожалуйста, очень вас прошу; умоляю вас, не считайте меня «а priori» бессердечной, низкой, бесчувственной мерзавкой: «Frappe, mais ecoutes[71], — взывал несколько тысяч лет назад к своему хозяину, лупившему его увесистой палкой, Эпиктет[72]; теперь точно так же взываю и я, ибо я обязана, в нравственном отношении обязана исполнить свой долг и предупредить вас, рассказав вам то, чего вы не знаете, но что можете и должны знать; вам стоит лишь написать всего несколько слов Джону Нортону, эсквайру, президенту «Маркет-стрит, Рэйлроуд», задать ему всего один вопрос — и этот джентльмен подтвердит вам все то, что я вам сообщаю, и докажет, что такого благородного, мягкосердечного, исключительно порядочного человека, как вы, могут легко обмануть ловкие мошенники, обретающиеся милях в двухстах от вас.

Вы лишь понапрасну теряете время, дорогой генерал, суетясь и хлопоча за людей, у которых денег куда больше, чем у вас.

Еще пару слов, и я успокоюсь. Чета Холмсов в данный момент готовит сделку, собираясь купить хорошую лошадь и кабриолет, чтобы ездить к себе на загородную усадьбу Вайнлэнд. Эти люди начали переговоры об этой покупке, — которую вы сами, вероятно, не могли бы себе позволить, — около месяца назад, а поскольку такую лошадь, которая бы им подошла, они не сумели приобрести в кредит у г-на Джона Нортона, президента (как я уже упоминала) «Маркет-стрит, Рэйлроуд», они теперь покупают ее у другой фирмы, похваляясь тем, что у них достаточно друзей, чтобы оплатить покупку десяти таких лошадей.

Так могут ли люди, занимающиеся подобными приобретениями, действительно прозябать в нищете и умирать с голоду, как они о себе рассказывают? Нет! Тысячу раз нет! Госпожа Холмс сейчас не в состоянии устраивать сеансы спиритизма, ибо никто к ней не пойдет, памятуя о ее мошеннических трюках. И, не желая тратить время и пользоваться глупостью некоторых сбрендивших идиотов, которые оказывали ей поддержку и позволяли с фантастической легкостью околпачивать их, а за это еще и пели ей дифирамбы в «Ваnner of Light», эта женщина с наглостью, достойной восхищения, принялась обманывать спиритуалистов, отбивая хлеб у действительно нищих и голодающих спиритуалистов-медиумов и лекторов и выманивать у людей деньги, чтобы на них... покупать себе лошадей!

Знаете ли вы, что мне доподлинно известно следующее: каждый цент из тех 18 долларов, которые У меня выманил soi-disant «детектив» Холмс, перекочевал в карман медиума Нельсона Холмса, поскольку первый задолжал второму эти деньги и пошел на этот обман по наущению самого Нельсона Холмса. Я докажу вам это при нашей встрече. Если вы мне не верите — это конец. Я предоставлю вам факты. Я точно выясню, сколько сотен, а может, и тысяч долларов значится на их счете в банке. У меня на руках письма из Лондона и с Запада: вот тут-то я и докажу вам, что добрячок способен иногда причинить больше вреда, невольно помогая мошенникам в их обмане, который как раз и строится на доверчивости действительно честных людей, — гораздо больше вреда, чем такие бесчувственные, злобные негодяйки, какою сегодня могу вам показаться я.

Очень вас прошу, дорогой генерал, не судите обо мне строго и сгоряча, пока не убедились, что я действительно лгу. У меня в этом мире так мало настоящих друзей, а в последнее время меня столь превратно понимали, столь жестоко оскорбляли недоверием и бесчестили — да, бесчестили гнусными подозрениями, тогда как вся моя жизнь посвящена истине и только Истине, — что пишу я вам с ужасом, пишу лишь потому, что почитаю это своим долгом. Больную ногу вот-вот парализует полностью. Так что ей, по-видимому, конец. Даст Бог, и я последую вслед за нею туда, «наверх», и чем скорее, тем лучше.

Искренне ваша

Е. П. Блаватская

Письмо 9

[Около 1-3 мая 1875 г.][73] Среда

Нью-Йорк

Дорогой генерал!

Пишу вам из Нью-Йорка, однако ответ ваш получу уже в Филадельфии, так как завтра возвращаюсь туда.

Я вся в недугах и в хлопотах, и я надеюсь, что вы проявите великодушие и не откажете мне в одной небольшой service obligeant[74], о которой я собираюсь вас попросить; дело это для меня очень важное, и если вы с ним справитесь, то тем самым поможете мне выйти из серьезной переделки.

Не могли бы вы разузнать кое-что в Бостоне об одной старой деве, которую зовут Дж. Лорэйн Рэймонд, или Лулу Лорэйн Рэймонд, как она сама себя называет? Адвокатом этой особы является Х.Л.Ньютон, которого можно найти по адресу: Бостон, Пембертон-сквер, 27. Только не пытайтесь узнать нужные мне сведения через него, ибо он — ее поверенный. Единственное, что вы могли бы из него вытянуть, это ее нынешнее место жительства, что также весьма пригодится. Но в первую очередь я вас хочу попросить вот о чем: выясните, пожалуйста, по какому из дел эта дама проходила в суде; оно некоторое время было в списке дел, назначенных к слушанию, и закончилось предположительно в октябре 1874 года. Сможете ли вы это сделать? Если выяснится, что ее обвиняли в шантаже — значит, мне не о чем беспокоиться.

Я только что возвратилась из Риверхеда, где в понедельник, 26 апреля, состоялось слушание моего дела. Я его выиграла. Мне удалось доказать факт мошенничества и сговора между той женщиной, которая меня обманула, и ее адвокатом, Марксом. Суд присяжных вынес решение в мою пользу и обязал ответчицу возместить ущерб и судебные издержки. Однако г-н Джон в своем стремлении помочь мне зашел слишком далеко.

Вот что произошло. После того как огласили решение присяжных, Маркс, адвокат ответчицы, нанес мне оскорбление, заявив, что дело мне удалось выиграть благодаря подделке некоторых документов. Если бы я проигнорировала оскорбление, все было бы в порядке, однако я его не стерпела и призвала своего адвоката засвидетельствовать факт оскорбления.

Мой поверенный обозвал Маркса ...ым лжесвидетелем, жидом и обманщиком. Тот не остался в долгу, и мой адвокат, вдохновляемый Джоном (ибо он утверждает, что не может понять, как это у него получилось), схватил Маркса за горло, повалил его на пол и виртуозно отдубасил, к величайшему удовольствию публики и присяжных, ибо все это происходило в зале суда прямо перед носом у судьи. В результате Маркс, побитый в процессе суда, а затем побитый physiquement parlant[75] после суда, разъярился, словно вепрь, и теперь, вознамерившись насолить нам напоследок, уже в официальном порядке выдвигает против меня и моих адвокатов обвинение в подделке определенных документов!!!

Разумеется, негодяй этим ничего не добьется, поскольку эта женщина уже сбежала в Лондон, а я могу доказать, что она в предыдущем случае под присягой отреклась от своей подписи под договором, но все же Маркс в состоянии доставить мне немало неприятностей и уже сделал это, ибо он сумел добиться от судьи Прэтта отсрочки исполнения вердикта до 1 июня, и я еще несколько месяцев не смогу получить свои деньги, несмотря на то, что выиграла дело.

Сегодня этот Маркс известен как самый большой мерзавец во всем Нью-Йорке; судьи считают его вором, а адвокаты в один голос твердят, что он позорит их профессию. Тем не менее, официально он вправе выдвигать обвинения, даже если реально не способен ничего доказать. Вы можете судить о нем уже по одному тому факту, что после того как в понедельник, в шесть часов вечера, суд присяжных вынес решение в мою пользу, Маркс, зная, что дело будет зарегистрировано не раньше 10 часов утра следующего дня, пошел и в 8 часов утра продал документ такому же негодяю, как он сам, выказав тем полное презрение к суду.

Сейчас он лезет вон из кожи, чтобы купить как можно больше свидетелей. Он говорит, что эта Рэймонд будет свидетельствовать в его пользу и покажет, что она видела у меня на столе ту самую записную книжку, в которой должен был лежать документ, и присягнет, что никакого документа в ней не было. Это ложь, ибо, насколько мне известно, эта самая Рэймонд никогда не входила в мою комнату, но закон есть закон, и если мы не докажем, что сия свидетельница — пьянчужка, не заслуживающая доверия, которая до меня шантажировала и других людей, то ее показания, данные под присягой, могут доставить мне немало хлопот.

Пожалуйста, дорогой генерал, сделайте мне одолжение, о котором я вас прошу. С'est a titre de revanche[76], когда только смогу.

Искренне ваша

Е.П.Блаватская

Джон выражает вам свою любовь и желает всего наилучшего.

Письмо 10

12 июня 1875 г., четверг

Филадельфия

Мой милый генерал!

Если вы получили ответ на ваше последнее письмо, благодарите «Джона Кинга», потому что г-н Б.[77] уехал на Запад. Я отослала его около 26 мая, когда мне стало так плохо, что врачи стали подумывать о том, чтобы лишить меня моей лучшей ноги, так как в то время уже думала, что pour de bon[78] отправляюсь «наверх», ибо, когда болею, терпеть не могу мрачные лица плакальщиц и скорбящих, и г-на Б. я выпроводила. Замечаю за собой немало кошачьих наклонностей, и одна из них — это всегда быть начеку и постараться, если получится,«умереть» в одиночестве.

Поэтому я велела Б. быть готовым вернуться, когда я напишу ему, что мне уже лучше, или когда кто-нибудь другой напишет ему, что я отправилась домой, или «сыграла в ящик», как любезно научил меня выражаться «Джон».

Ну вот, я пока не умерла, ибо у меня, опять-таки как у кошки, видимо, девять жизней, да и в «лоне Авраамовом» меня, кажется, пока еще не ждут; однако поскольку с постели я по-прежнему не встаю, очень слаба, сердита и, как правило, бываю не в себе с полудня до полуночи, то стараюсь по-прежнему держать старину Б. подальше от дома для его же блага и моего собственного спокойствия.

Мою ногу собирались отрезать начисто, но я сказала: «Гангрена не гангрена, но я этого не допущу!» — и сдержала слово. Вообразите дочь своего отца на деревянной ноге; представьте себе, как pour le coup[79] в стране духов моя нога скачет передо мной! Чайлдам предоставился бы прекрасный шанс сочинить un quatrain[80], милый поэтический некролог, как говаривал г-н Артемус Уорд, завершая стихи неизменным рефреном из своего бессмертного «Филадельфийского надгробия»: «Покинула мир сей для встречи с ногою!» Ну уж нет! Тут я призвала всю свою силу воли (воскресную) и попросила всех лекарей и хирургов пойти поискать мою ногу в Саду Столетий...

После того как они улетучились, подобно мерзким гоблинам или какодемонам, я пригласила г-жу Миченер, ясновидящую, и имела с нею беседу. Короче говоря, я уже приготовилась к смерти (по этому поводу я не переживала), но умереть решила все-таки при двух ногах. Гангрена уже стала охватывать все колено, однако два дня холодных компрессов и белый щенок (песика приложили на ночь к больной ноге) — и все, как рукой сняло. Нервы и мышцы еще слабы, ходить пока не могу, но опасность уже полностью миновала. Было у меня еще две-три других maladies[81], которые вынашивали амбициозные замыслы украсить себя мудреными латинскими названиями, но я живо их пресекла. Чуточку силы воли, хорошенький кризис (последний меня как следует встряхнул), еще один мощный рывок с помощью «курносого вестника» — и вот она я. Б. — мягкотелый простачок, он никогда не сумел бы описать мои страдания так же поэтично, как я. Не правда ли, «mon General»?

Теперь о Джоне Кинге — этом короле озорных негодников. Что он вытворял с этим домом, пока я хворала и лежала при смерти, не опишешь и в трех толстенных томах! Спросите хотя бы г-на Дана и г-жу Маньон, мою подругу-француженку, которые меня навещают и сейчас живут в моем доме, они вам такое порасскажут! Беда в том, что никогда не знаешь заранее, что этот тип выкинет в следующий раз. Когда сегодня принесли почту, он распечатал каждое письмо, прежде чем почтальон успел их вручить. Моя служанка, обладающая удивительными медиумическими способностями (вероятно, столь же удивительными, как и ее глупость) и целыми днями пребывающая в трансе, дематериализуя на кухне все подряд, вбежала ко мне в спальню чуть не плача, бледная от страха, и поведала мне, что «тот чернобородый детина-дух вскрыл все конверты прямо у нее в руках». Так мне и удалось прочесть ваше письмо.

А теперь позвольте мне, мой генерал, дать вам один добрый совет: пока вы как следует не узнаете Джона, не доверяйте ему сверх надобности. Он добр, услужлив, все готов для вас сделать, если вы ему понравитесь (спросите у Олькотта), он могучий и благородный дух, и я его нежно люблю — Богом всемогущим клянусь, что говорю правду; однако есть у него и свои недостатки, в том числе и весьма неприятные. Он бывает порою злорадным и мстительным, временами врет, как самые отъявленные французские дантисты, и находит удовольствие в околпачивании людей. Кроме того, я не берусь утверждать и не поручусь в суде, что мой Джон — это тот самый Джон лондонских спиритических сеансов, Джон «из фосфорной лампы», хотя я в этом почти уверена, да и сам он это утверждает. Но тайны мира духов — это такая мешанина, они представляют собой столь удивительный запутанный лабиринт, что кто знает? Только не Колби — уж в этом-то я твердо убеждена.

Возьмем, к примеру, меня. Я знаю Джона уже 14 лет. Все это время он не расставался со мной: весь Петербург и пол-России знали его под именем «Янка», или «Джонни», он странствовал вместе со мною по всему свету. Трижды он спасал мне жизнь: например, в Ментане во время кораблекрушения или последний раз — 21 июня 1871 года близ Специи, когда наш пароход взорвался, разлетевшись на кусочки, на атомы, и из четырехсот пассажиров уцелело лишь шестнадцать человек. Джон любит меня, я это знаю, и ни для кого он не сделал бы столько, сколько для меня.

И тем не менее знали бы вы, какие неприятные фортели он выкидывает: чуть что не так — и он становится сущим дьяволом, принимаясь озорничать, да еще как! Жутко оскорбляет меня, награждая самыми причудливыми, «неслыханными» прозвищами, отправляется к медиумам и рассказывает про меня всякие байки, жалуется им, что я оскорбляю его лучшие чувства, что я закоренелая лгунья, неблагодарное создание и так далее.

Он набирает такую силу, что действительно сам может писать письма без помощи медиумов: переписывается с Олькоттом, с Адамсом, с тремя-четырьмя леди, которых я даже не знаю. Приходит ко мне и рассказывает, «как чудно он с ними развлекся» и как ловко он их надул. Могу назвать вам десять человек, с которыми он ведет переписку.

Он крадет в доме что попало. На днях, когда я болела, принес г-ну Дана 10 долларов, так как Дана утром тайно написал ему из своей комнаты и попросил об этом (Дана знаком с ним уже 29 лет). Он стащил 10 долларов для г-на Брауна. А еще Джон принес г-же Маньон ее кольцо с рубином, потерянное несколько месяцев назад (потерянное или украденное — точно не знаю), «в качестве вознаграждения», как он выразился, за ее заботу «о его возлюбленной Элли» (моем бедном эго). Она написала ему за два часа до этого, в 9 часов вечера, а в 11 вечера у себя под постельным бельем обнаружила свое колечко вместе с запиской от Джона. Он подделывает чужие почерки и вносит разлад в семьи, «неожиданно появляется и внезапно исчезает» подобно некоему инфернальному Deus ex machina[82] он способен бывать одновременно во многих местах и повсюду сует нос в чужие дела. Он может сыграть со мной самую неожиданную шутку — и порой это весьма опасные шутки; он ссорит меня с людьми, а потом появляется и со смехом рассказывает мне о своих проделках, бахвалится ими и дразнит меня.

На днях он пожелал, чтобы я сделала нечто, чего мне делать совершенно не хотелось, ибо я была не уверена, что это правильный поступок, и к тому же плохо себя чувствовала. Тогда Джон швырнул в меня едким un morceau de pierre infernale[83], который хранился в запертой шкатулке в ящике комода, и обжег мне правую бровь и щеку, а когда на следующее утро бровь моя почернела как смоль, Джон засмеялся и сказал, что я теперь выгляжу, как «прелестная молодая испанка». Теперь мне ходить с этой отметиной не меньше месяца. Я знаю, он любит меня, я знаю это, он преданно служит мне, но в то же время он нагло изводит меня, несчастный негодник. Он пишет людям обо мне пространные письма, внушает им самые жуткие вещи, а потом хвастается этим!

У вас и у меня совершенно разные представления о мире духов. Господи! Вы, наверное, думаете: «Джон- это сущий диака, Джон — это злой дух, un esprit farfadet et mаlin»[84]. Ничего подобного. Он такой же, как и любой из нас, не лучше и не хуже. Я вам все это рассказываю и предупреждаю только потому, что хочу, чтобы вы получше узнали его, прежде чем начнете с ним общаться.

Ну вот, например, вам известно, что природа щедро одарила меня, наделив вторым зрением, то есть даром ясновидения, и обычно я могу увидеть то, что очень захочу, но я никогда не могу этим способом предвидеть его фокусы и вообще ничего о них не знаю, если только он сам не приходит ко мне и не рассказывает о них. А вчера вечером, когда Дана и г-жа Маньон сидели у меня в комнате, ко мне заглянули три человека. Джон начал постукивать и заговаривать со мной. Я чувствовала себя весьма неважно и не была настроена на общение с ним, но Джон настаивал. Кстати, в моей комнате духов (возле спальни) я устроила темный кабинет, и Дана из «Клуба Чудес»[85] сидит там каждую ночь. И вот Джон проявился.

— Ну вот, Элли. — Он всегда начинает разговор таким образом.

— Ну, — спрашиваю я, — что ты там опять затеваешь, паршивец?

— Я написал письмо, девочка моя, — отвечает он, — любовное письмо.

— Господи Боже мой, кому? — горестно восклицаю я, ибо хорошо его знаю и опасаюсь очередного подвоха.

— Ты не получала сегодня письмеца от Джерри Брауна, Элли?

— Нет, не получала. А причем здесь г-н Браун?

— Да так, — отвечает Джон, — дело в том, что он тебе больше не будет писать, он на тебя жутко зол потому что я подробно расписал ему, кто ты такая на самом деле.

— Да что же ты ему наговорил про меня, Джон, отвечай, несносный чертенок! — Тут я так разволновалась, что мои гости покатились со смеху.

— Ну, — отвечает Джон и глазом не моргнув, — не так-то уж и много я ему сообщил. Только дал парочку дружеских советов, да еще намекнул на то, какая ты милая, ласковая кошечка, назвал тебя кривоголенастой (или кривоколенной — я не запомнила в точности его выражение) штучкой, подробно растолковал ему, как ты кроешь меня на самых разных языках, и поведал ему, дав честное слово, что не вру, как ты его, г-на Брауна, страшно оскорбляешь перед каждым твоим гостем. Более того, я рассказал ему, как ты восседаешь на кровати — этакая капризная коротышка, важная, как кафедральный собор, и злющая, как бульдог мясника. Теперь ты ему, г-ну Брауну, отвратительна, и отныне он тебя к своему «Spiritual Scientist» и на пушечный выстрел не подпустит.

Тут я ему стала возражать: говорю, мол, г-н Браун тебе не поверит, а я ему сама напишу и попрошу прислать мне письмо.

— Нет, — отвечает Джон, — как раз тебе-то он его и не пришлет, ведь я с ним теперь на дружеской ноге, и он знает, что я его журналу в любом случае принесу больше пользы, чем ты: я ему обещал написать для него статью, да-да, именно статью, и он с благодарностью принял мое предложение. Так и ответил: «Отказываюсь иметь с ней дело, с этой злобной русской чертовкой, а вам, г-н Кинг, огромное спасибо за то, что доставили мне столь ценную информацию».

А теперь представьте себе, как присутствующие выслушивали все это, а я просто не знала, что мне делать: смеяться или злиться на моего дурачащегося гоблина! Я не знаю, сочинил он всю эту историю, чтобы поддразнить меня по своему обыкновению, или же он на самом деле написал г-ну Брауну. Я бы выставила себя на посмешище, если бы написала последнему письмо с просьбой развеять мои сомнения: ведь я могу основываться лишь на том, что мне тут наплел Джон. Прошу вас, дорогой г-н Липпитт, сходите к г-ну Брауну, если вам удастся выкроить свободную минутку, и попросите его сообщить вам, действительно ли он получил какое-то послание от Джона.

Зачитайте ему из письма все, что касается Джона, ибо если г-н Браун и вправду получил такое послание (я, конечно же, не верю утверждениям озорного бесенка, будто г-н Браун говорил про меня так и этак), то, быть может, он расскажет вам о его содержании. Если же он не захочет ни о чем рассказывать, то, ради бога, не настаивайте: вполне возможно, Джон написал ему о чем-нибудь еще — допустим, о делах. Я знаю, что с месяц назад он проникся симпатией к г-ну Брауну и помогал мне в разных начинаниях (например, убеждать людей писать статьи для «Spiritual Scientist», а эту историю рассказал специально, чтобы досадить мне: он ведь любит «угождать» в таком духе. К тому же Джону вряд ли понравится, если г-н Браун или вообще кто угодно станет показывать его письма другим людям, но вы просто попробуйте. Если захотите, можете показать все письмо целиком.

Ну вот, начинаю заметно уставать: пока еще я очень слаба. Выиграла еще одно судебное разбирательство; возможно, мне удастся спасти 5000 долларов из той суммы, которой я лишилась. Джон, безусловно, очень помог мне с судебными делами, однако он совершил один весьма скверный поступок — скверный не с точки зрения обитателей «Страны вечного лета», а согласно человеческому, земному кодексу чести. Я как-нибудь вам об этом расскажу, только напомните мне в одном из писем, если захотите. Думаю, недельки через две-три, если мне станет лучше, я отправлюсь к профессору Корсону в Итаку примерно на месяц, а потом мне придется поехать куда-нибудь на побережье и пожить там до октября. Так мне велено, но я должна отыскать на земном шаре какое-нибудь уединенное местечко.

Искренне ваша

Е. П. Блаватская

P.S. Ах да! Те слова, которые вам дал Джон и про которые вы меня спрашивали, — это фраза на славянском языке. Я пока в состоянии понять лишь половину из них. Они означают... «Вместо того чтобы спорить, помолитесь-ка Богу Великому и Могучему». Я еще напишу вам об этом подробнее.

И зачем было так честить бедного невинного духа? Скажите этой дрянной Элли, генерал, а Джерри Брауну черкните любовное письмо, я ведь люблю этого парнишку, и сердце мое для него всегда открыто. Это ведь мое дело, не так ли? Ну вот, Фрэнки: разве она не душечка — моя возлюбленная? Сущее чужеземское пугало, правда? Вот потому-то я ее и люблю. Ваш благожелатель[86].

Джон Кинг

Письмо 11[87]

[Около 19 июня 1875 г.]

Mon cher general!

«Le petit bon homme n'est pas mort encored»[88]. Ox, и устала же я умирать. Как хочется умереть раз и навсегда («бесповоротно», как говорит Джон), ибо все это и вправду уже становится смешно).

Как только мне полегчает, сообщу вам в письме множество интересных подробностей. Пока что я слишком слаба. Написала в Петербург и еще в кучу разных мест.

Бетанелли пишет: «Ну не душка ли мой Джон!» Комитет пригласил его в Санкт-Петербург. Расспросите г-на Сарджента, он вам все расскажет. С дружескими пожеланиями и благодарностью

Е. П. Блаватская

Письмо 12

30 июня 1875 г.

Филадельфия

Мой дорогой генерал!

Только что получила ваше письмо из Кембриджа и спешу на него ответить. Все на первый взгляд ничего не значащие письма, которые вам диктовали духи во время вашего пребывания там, — это не что иное, как многочисленные наставления вашим американским спиритуалистам, записанные особым шифром (каббалистическим, используемым розенкрейцерами и другими Братствами оккультных наук. Я не вольна расшифровывать их вам до особого распоряжения. Не принимайте мои слова за отговорку. Дело обстоит именно так, как я вам говорю, даю вам честное слово. Джон, конечно же, разбирается в этих шифрах, ибо он, как вы понимаете, сам принадлежал к одному из таких орденов. Бережно храните все, что получаете подобным способом. Кто знает, что еще там у них припасено для слепой Америки?)

Впрочем, кое-что могу вам открыть: те последние слова, о значении которых вы меня спрашиваете, означают, что до тех пор, пока в Америке не сумеют разобраться в спиритуализме, а точнее, в философии и мистериях[89], не станут их понимать должным образом, до тех пор высшие духи не смогут нам оказывать никакой помощи, ибо духи низшие и неразвитые рискуют быть понятыми превратно, что привело бы к величайшим искажениям Науки Наук, а подобное ложное понимание Божественных Истин не принесло бы человечеству ничего кроме вреда. Вот в чем причина.

Джон сделал все, что мог, чтобы помочь вам, но у него, бедняги, нет разрешения на дальнейшие шаги. В результате ему теперь даже не позволяют проявляться через меня (разве что время от времени писать письма или сообщать по буквам отдельные слова), если только мы с ним не остаемся наедине, совершенно одни.

Близится время, мой дорогой генерал, когда спиритуализм придется очистить от его ошибочных толкований, предрассудков и невежественных представлений, из-за которых над нами лишь потешаются скептики и неверующие, отрицая спиритуализм и тормозя прогресс нашего дела. Спиритуализм необходимо показать тем, чем он является на самом деле, — Наукой, одним из законов Природы, одним из тех реальных фактов, без существования которых весь Макрокосм давно покатился бы кувырком и испарился, как нечто эфемерное, не имеющее под собой надежной основы, ведь он был бы тогда лишь следствием без всякой разумной причины, слепым разгулом Силы и материи, воплощением бюхнеровских безумных материалистических идей о Kraft und Stoff[90] и т. д.

Я рада, что вы будете проездом в Филадельфии. Буду счастлива увидеться с вами и вашей милой дочуркой. Но вам придется поспешить, ибо я, при всей своей хромоте, должна буду вскоре уехать по делу, не терпящему отлагательств. Я направляюсь в Бостон и его окрестности в радиусе около пятидесяти миль. В то прелестное местечко, о котором вы мне говорили, заехать не смогу. Оно мне не по пути, к тому же здоровье, нога и все такое прочее — сейчас просто чепуха и ввиду поездки отходит на второй план. Я обязана поехать,дорогой мой друг, и неважно жива буду или помру: в этом деле не может быть никаких «нет». Долг есть долг.

Олькотт уже уехал в Бостон на несколько дней, его послали туда по делу. Не знаю, успели ли вы с ним встретиться.

Иду на поправку очень медленно, но на это мне наплевать.

Только что получила письмо от профессора Бьюкенена[91], с которым мы регулярно переписываемся. В своем прошлом письме он прислал два образца автографа, чтобы я приложила их ко лбу и попыталась изобразить из себя психометриста[92]. Как только я взяла в руки его письмо, еще не зная, что же в нем такое, перед моим внутренним взором прошла череда всевозможных видений. И хотя я сочла все это лишь пустыми капризами своего воображения, я все-таки записала увиденное мною, посмеиваясь про себя, как водится.

И что вы думаете? Бьюкенен пишет мне, что никогда еще не было более точного описания предметов и действующих лиц! Похоже, я попала в яблочко, поскольку эти психометрические упражнения для меня нечто совершенно новое, никогда в жизни не пробовала ничем таким заниматься. Я попрошу нашего друга Э.Джерри Брауна дать у себя в журнале рекламное объявление о том, что я провожу психометрические сеансы и беру по 25 центов в час. Что скажете? Не слишком большую цену я заломила? Честное слово, я сама со смехом восприняла свое новое психическое открытие. Ну, чем я не кладезь сокрытых сокровищ? Сущий кладезь, как сказал бы Джон.

Приезжайте скорее, поторопитесь, и, быть может, я составлю вам компанию до Нью-Хейвена или Спрингфилда.

А сейчас заканчиваю свое послание, дабы вы его поскорее получили. Благослови вас Бог, генерал, мой дорогой друг. Похоже, в Америке у меня теперь есть несколько хороших друзей, и это тоже новое для меня дело, поскольку я не избалована такой роскошью, как искренняя дружба. Передайте вашей милой доченьке, что я ее очень люблю. Надеюсь, она не будет слишком уж сильно ругать моего бедного Джона или смеяться над этим беднягой, ведь она ему, судя по всему, действительно нравится; он часто рассуждает о ее мелодичной игре «на клавесинах».

Как он все-таки забавен, этот дух! И как ему удается все время употреблять самые смешные словечки, какие только можно услышать? Откуда он их только берет? На днях он возьми да и попроси меня надеть мою белую размахайку и быть с ним не слишком суровой, потому что, говорит, я с ним обращаюсь дряннее, чем с каким-нибудь бесштанным сопляком. Вам приходилось слышать что-либо подобное? Ну, вам-то, наверное, приходилось, но про себя я этого сказать не могу. Мне пришлось перерыть все словари, пока я, наконец, не сообразила, что размахайка — это нечто вроде капота, или robe de chambre[93]

Искренне ваша

Е. П. Блаватская

Письмо 13[94]

[Июль 1875]

К-стрит, 1200

Вашингтон, округ Колумбия

Мой генерал!

К сожалению, «человек предполагает, а Бог располагает». Лишена удовольствия личной встречи с Вами в Филадельфии. Уезжаю завтра, в среду, вечером или ночью. Отправляюсь в командировку с целью добиться возмещения ущерба, который нанес этот негодяй д-р Чайлд, доведя до безумия беднягу Оуэна. Весело же придется этим мерзавцам Холмсам с их «Барнум-шоу», когда надо будет держать ответ там, «наверху». Увидимся с вами в Бостоне, где сейчас находится Олькотт. Передайте вашей милой дочурке, что я ее люблю.

Искренне ваша

Е. П. Блаватская

Письмо 14[95]

16 февраля 1881г.

Редакция журнала «The Theosophist»

Брич-Кэнди, Бомбей, Индия

Мой дорогой генерал!

Только что прочла несколько страниц отборной площадной брани, которую пытался обрушить на мою голову этот патриарх воплощенных ослов — Робертс. Этот человек — просто водопад грязи! Сочувствую ему, но только ни капли этой грязи на меня не попало: поток, извергаемый филадельфийским грязевым вулканом, растекается у моих ног и тотчас же стекает в литературную канализацию, поглощая без остатка все номера «Mind and Matter».[96]

Но о чем я действительно сожалею, так это о том, что вам пришлось взвалить на себя все хлопоты по моей защите. Вам достаточно было бы просто задать старому забияке вопрос: взяла ли я хотя бы раз (как медиум или не как медиум) в качестве оплаты за демонстрацию подобных феноменов хоть один цент или хоть какой-то подарок от кого-либо в Азии, Европе, Америке, Австралии — в любом краю кроме разве что Африки, где я некоторое время читала лекции по теософии? И если не брала, то зачем же мне в таком случае (если я только не помешалась на оккультизме, как Робертс помешан на медиумизме), не имея никакой благой цели, тратить время и деньги и посвящать этой работе всю свою жизнь, зная, что я обречена на подобные постоянные нападки, оскорбления и наветы?

Любое дело, за которое человек берется в своей жизни, всегда к чему-либо ведет; может ли у меня быть иная цель кроме той, о которой я заявляю открыто? Я взялась за сложнейшее дело — основание Теософского Общества, и это не принесло мне, да и не может принести ни цента, но за все эти годы стоило многих тысяч тяжким трудом заработанных долларов мне и Олькотту, ибо мы с ним оказались чуть ли не единственными энтузиастами, для которых существование общества дороже не только денег, но и собственной жизни.

Так скажите на милость: к какой же еще цели я могу стремиться? К славе? Печальна же эта слава, которая дает всяким негодяям право связывать мое имя с грязными инсинуациями и платить мне за известность открытыми оскорблениями и насмешками; слава, из-за которой я теряю многих лучших друзей. Если это скептики, то они не симпатизируют нашим взглядам на духовную жизнь, если спиритуалисты — они смотрят на меня как на иконоборца, тянущегося нечестивыми руками к их родным кумирам, дабы низвергнуть оных. Такая слава отравляет мне покой моей старости, переполняет меня желчью! Вот уж действительно достойная цель!

Мой дорогой друг, могу лишь повторить вам то, что говорила с самого начала, невзирая на то, верит ли мне весь окружающий мир или нет. За исключением уже упомянутых деталей, та картина на атласе написана не мною, а той силой, которую я назвала Джоном Кингом, — силой, присвоившей себе внешность и родовое имя Джона Кинга, ибо это — родовое имя, чем и объясняется множество противоречивых утверждений, касающихся Джона Кинга, сделанных как окружающими, так и им самим в разных уголках земли. С этой силой я знакома еще с детства, но увидела его лицо, как вы говорите, много лет назад, во время одной поездки (когда г-н Блаватский был губернатором в городе Эривань, столице Армении, а не в Тифлисе). На той картине я даже цветы на венке не смогла бы так хорошо изобразить без помощи Джона.

Кстати, почему бы вам не предложить этому бедному сумасброду из Филадельфии: пусть попробует, если сможет, отыскать во всей Америке хоть один подобный отрез белого атласа (такого же размера, с таким же изображенным на нем венком, с такими же красками). Ведь если я смогла купить такой отрез, то тогда в магазинах наверняка должны быть и другие такие же? Пойдите и спросите у любого толкового продавца, имеющего дело с подобными изысканными товарами, можно ли отыскать точно такую же вещицу? О жалкий, слепой, лживый дуралей!

Что касается бумажных трафаретов, я могу целыми бушелями[97] посылать ему вырезки из-под этих самых цветочков. Я никогда не скрывала, что они у меня имеются. Более того, я неоднократно пыталась воспроизвести и фигуры, и самого Джона, и облака на других кусках атласа при помощи тех же самых обрезков из «промасленной бумаги», как он их называет. Я пыталась это сделать на дереве, на полотне, на бархате и на точно таком же атласе, но, за исключением таких цветочков, у меня никогда ничего не получалось. Полковник Олькотт всякий раз посмеивался, наблюдая за моими усилиями, ибо они постоянно приводили к самым плачевным результатам, если я не прибегала к посторонней помощи, как в том случае.

Господин Уильямс, художник из Хартфорда, иллюстрировавший книгу полковника Олькотта, может вам поведать, сколь жалкими были мои потуги, когда я изо всех сил пыталась набросать рисунок, чтобы дать художнику некоторое представление о костюме, который он хотел изобразить. Тот самый ваш портрет я тщилась воспроизвести (когда он весь был заляпан чернилами; это происходило в присутствии г-на Эванса из Филадельфии; мне пришлось устранять пятна, положив на картину свои ладони, а меня в это время держал за руки «Джон Кинг»), однако это кончилось очередным провалом. И если бы тогда чернильные пятна на летящей фигуре Кэти Кинг и на самых изящных местах картины мгновенно не исчезли, я не смогла бы послать вам сие творение, ибо на тот момент оно было безнадежно испорчено.

Напишите письмо г-ну М.Эвансу в Филадельфию и расспросите его о подробностях. Кроме него и полковника Олькотта при этой катастрофе присутствовало еще несколько человек. Я вырезала несколько десятков подобных трафаретов и с их помощью пыталась рисовать, но потерпела полное фиаско. И тем не менее, как свидетельствуют в лондонском журнале «Spiritualist» художник-портретист Ле Клир и скульптор О'Донован, я создала по крайней мере одну картину такого уровня, который, как они заявляют, не под силу ни одному из ныне живущих художников (см. «Spiritualist», April 12, 1878), то есть тот портрет. Неужели и это я нарисовала при помощи масляной бумаги и трафаретов?

Дадим высказаться по этому поводу художникам — господам Ле Клиру и О'Доновану. Первый заявляет: «В целом можно сказать, что это яркая индивидуальность. Складывается впечатление, что картина создавалась на одном дыхании, а это всегда отличает великие творения живописи. Я не могу разгадать, в какой технике выполнена работа. Сперва я подумал, что это мел, затем — карандаш, затем — тушь, но даже в результате тщательного анализа я так и не пришел ни к какому решению». Может ли М.Ле Клир, не являющийся спиритуалистом, также участвовать в заговоре? Может ли художник рисковать своей репутацией великого портретиста ради поддержания обмана?

А вот что говорит О'Доновэн: «Ле Клир, один из наиболее выдающихся портретистов, художник с более чем пятидесятилетним творческим опытом, утверждает: это картина такого уровня, что не может принадлежать кисти ни одного из известных нам современных художников. Она обладает всеми основными качествами, которые отличают портреты, написанные Тицианом, Масолино и Рафаэлем, то есть глубочайшей индивидуальностью, а следовательно, размахом и цельностью, достигшими той степени совершенства, какую только можно себе представить. Могу добавить, что картина... на первый взгляд кажется выполненной тушью, однако при более пристальном изучении мы с Ле Клиром не смогли отнести эту технику ни к одной из нам известных; чернила выглядят как составной компонент бумаги...»

Если ко всему этому добавить свидетельство нью-йоркских художников, которое вы получили в Бостоне в Кембриджском университете, свидетельство, опубликованное вами в «Spiritualist» и показывающее, что лучшие художники оказались не в состоянии определить, «в какой технике выполнена картина на атласе», то можете смело просить Робертса заткнуться! Он, наверное, тогда предположит, что портрет создавался не мною? Но у меня имеется данное под присягой письменное свидетельство очевидцев, оформленное к тому же на гербовой бумаге клуба «Лотос»!

До нашего с вами знакомства я нарисовала тем же способом еще три картины на атласе. Одну из них, с двумя изображенными на ней фигурами, я подарила нашему уважаемому другу Э.Дж. Дэвису[98]; вторую, с цветами, продала за сорок долларов доктору г-же Лозье, а вырученные деньги отдала одной голодающей женщине, вдове, дочь которой хотела изучать медицину, и я стремилась ей помочь, но на это у меня тогда не было своих личных средств. Даже не помню, сообщила ли я г-ну Дэвису, каким образом создавалась картина для него. Но г-же Лозье я про это ни словом не обмолвилась, так как она известна своим скептическим отношением к подобным феноменам.

Об этом я вам рассказываю, чтобы вы знали: я так мало пекусь о славе и так презираю деньги, что, хотя мне предлагали крупные суммы за создание подобных картин на атласе (даже без всякой связи со спиритическими манифестациями[99]), я здесь, в Америке, не нарисовала ничего кроме этих трех картин; последняя из них — выполненный красками портрет М.Стейнтона Моузеса, которого я никогда раньше не видела, но внешность которого я сразу же воспроизвела на картине. Так зачем же мне стремиться к подобной славе, не приносящей ни денег, ни вообще какой-либо выгоды?

Робертс говорит, что я «хитра, как лиса»? Ну, это скверный комплимент, совершенно неуместный в устах правдивого и проницательного редактора «Mind and Matter»; этот человек мог бы заметить, что хитрости моей не хватило даже на то, чтобы избавиться от таких роковых доказательств, как эти несчастные трафареты, — как раз наоборот, я их повсюду разбрасывала, и в итоге их как мусор убирала моя служанка! Уже одно это абсурдное противоречие демонстрирует уровень умственных способностей сего правдолюбца и степень моей «хитрости». Кстати, вы, быть может, не знаете, но филадельфийским спиритуалистам совестно, что это моя служанка сама является медиумом; нередко с лестничной клетки доносился визг этой особы, повстречавшей на лестнице или в коридоре «Джона Кинга» — могучего детину одетого в белое, который, как она выразилась, сверлил её горящими черными глазищами. И ведь она не раз видела его рядом со мною, и сама же признавалась в этом моим гостям, причем то же самое рассказала и г-жа Холмс (правда, свидетельствам последней все равно никогда не поверят). А сейчас служанка, видимо, набралась храбрости и решила покончить с привидением. Неужели теперь она носится с этими вырезками из промасленной бумаги и приписывает себе славу моего разоблачения? Надо же, какие ценные улики – просто клад, если учесть, что я экспериментировала с трафаретами в присутствии гостей (кстати, я нарисовала панно для г-жи Эймс из Филадельфии — и это происходило на глазах у г-на Эванса и многих других, пользуясь такими же шаблонами и не прибегая к посторонней помощи, поскольку изображала всего лишь цветы и фрукты) и что подобные вырезки, как я уже говорила, были разбросаны по всему дому. Много ли толку принесла генералу Робертсу пущенная им утка?

Эту картину (я имею в виду ваш портрет) я закончила за один присест, после того как управилась с цветочками и листочками (их автором, конечно же, являюсь я, горемычная). Причем многие части картины были созданы мгновенно; краски, сперва тускнели, понемногу сгущались, становились всё насыщеннее, постепенно приобретая нужный оттенок, — все было именно так, как вам описал полковник Олькотт. А те противоречия которые мудрый Робертс находит в письмах других людей, меня совершенно не касаются, ибо я за них не отвечаю. Каждый описывает все эти феномены в соответствии со своими впечатлениями, а при спиритических феноменах наблюдатели, как правило, склонны преувеличивать. И я не отступлю от того, о чем писала ранее.

Не могу понять, зачем понадобилось некоторым спиритуалистам подвергать меня такого рода нападкам! Я с самого начала стала верным другом всем истинным медиумам — иначе и быть не могло. Я верю в их медимумистические способности; я всегда выручала этих людей деньгами, даже если в результате самой приходилось оставаться без гроша в кармане. Быть может эта ненависть вызвана тем, что я решительно не считаю себя медиумом? Но если я знаю, что, кем бы я не была в девичестве, сейчас я не обладаю ни одним из общеизвестных свойств медиума, то с какой стати мне таковым себя называть? Пойди я на это, мне запросто удавалось бы самым откровенным образом околпачивать сотни людей, причем выкачивая из них деньги, и Робертс тогда первым бросился бы сражаться за меня не на жизнь, а на смерть.

Но я — не медиум. Я лишена их специфических недостатков и никогда не была под таким жестким контролем, под какой попадают эти люди. При этом я знала (если вообще на этом свете можно что-либо знать и если я, сама того не подозревая, не сошла с ума), что помимо духов, которые были людьми (и которые не в состоянии выйти за пределы земной атмосферы – царства элементариев[100]), есть тысячи других незримых сил, и сил полуразумных, и прочих невидимых сущностей, которые производят большую часть оккультных феноменов.

Я действительно верю, что некоторые, а может быть, и многие человеческие индивидуальности (разумеется не все) после физической смерти продолжают жить, и я твердо убеждена, что после смерти тела воля подобной «индивидуальности», движимая сильнейшим чувством любви или ненависти, способна на короткий срок облачиться в свой призрак, то есть в духовного двойника физического тела, и этот «двойник» некоторое время слоняется по родным местам до тех пор, пока не наступает окончательная дезинтеграция его объективных, вещественных частиц (которые иногда доступны восприятию наших органов чувств), когда сохраняются только духовные, точнее, субъективные частицы; они-то и остаются навеки запечатленными в эфире — этакой своеобразной картинной галерее, из которой ничего из того, что находится в нашей солнечной системе, никогда не исчезает!

Против чего я борюсь вместе с другими теософами, так это против откровенно абсурдных, однако возведенных в догму теорий, которые излагают и в которые сами же верят бешеные ослы вроде Робертса. Например, против теории, гласящей, что оккультные феномены производят духи умерших людей, и только людей, и что все люди: и материалисты, категорически настроенные против идеи жизни после смерти, и те, кто только и помышляет о загробной жизни, и даже малые дети, которые умерли, не успев узнать, что такое жизнь и смерть, даже мертворожденные — все становятся обитателями «Страны вечного лета» и все возвращаются!

Мой дорогой генерал, я никогда не выступала против спиритуализма, как такового, я была против отвратительного материализма отдельных его доктрин. Теперь, когда мне, как я считаю, открылась истина, моя цель — попытаться, в свою очередь, открыть ее моим собратьям, но лишь тем, кто пожелает, ибо я никогда и никому не навязываю своих взглядов.

Так почему же все эти люди поднялись против меня? За последние два года я не написала ни строчки ни за, ни против спиритуализма, разве что в нашем журнале «Theosophist», да и не собираюсь писать. Но неужели мы живем во времена Кальвина и инквизиции и человек подлежит уничтожению, если думает не так, как наш чудотворец Робертс? Неужели спиритуализм в Америке превратился в унылое пресвитерианство[101], наделенный полномочиями подвергать нас пыткам?

Я уже достаточно высказалась и теперь замолкаю. Все это мне отвратительно. Пожалуйста, не присылайте мне больше ни одного номера «Mind and Matter», ибо, хотя мой разум не то чтобы очень возмущен невразумительной болтовней этих писак, а дух — не слишком отягощен тем, что полоумный редактор рассуждает явно не о высоких материях, но все же этот журнал — непристойный, хулиганский и совершенно непечатный орган. Сердечно благодарю вас за ваше свидетельство и за отвагу в деле защиты столь опасного субъекта, в роли которого я случайно оказалась. Но — rira bien qui rira le dernier[102].

Ну а теперь давайте прощаться. Я знаю, что вы, по крайней мере, прежде чем повернуться спиной к старому другу, будете упорно бороться, чтобы докопаться до истины и узнать побольше фактов. В конце концов, считают ли спиритуалисты, что я обманываю весь мир, или не считают, обычную публику этот вопрос мало волнует. И еще меньше ее волновало бы это, узнай она, что я никогда не беру никакого вознаграждения. И если бы я вправду хотела всего лишь посмеяться над друзьями, это было бы сочтено отличной шуткой, а не бесчестьем, хотя в моих глазах это все равно выглядело бы самым подлым обманом.

А теперь насчет полковника Олькотта, которого Робертс выставляет моим сообщником. Разве Олькотт также безумен? Какой американец, занимающий такое же положение, попытался бы из самых искренних побуждений отказаться от всех мирских интересов, чтобы посвятить всю свою жизнь делу, за которое он должен был бы испытывать материальные лишения и трудиться без отдыха, как каторжник на галере? Вам придется, дорогой генерал, всего лишь порыться в архивах военного и флотского департаментов и порасспросить его оставшихся в живых коллег, чтобы узнать, на какие жертвы способен бедняк. О истина! Неужели ты покинула Америку? Адью, и думайте порою о той, которая всегда будет думать о вас с уважением и дружбой.

Искренне ваша

Е. П. Блаватская

[36] «Banner of Light» («Знамя Света») — спиритуалистический журнал, издававшийся в Бостоне в 1857 - 1907 гг.

[37] ...представить Чайлда в истинном свете... — В первом послании, полученном Г.С.Олькоттом в 1875 г. от Луксорского Братства из Египта и подписанном адептом Сераписом и еще тремя адептами, говорится следующее: «Мы желаем, брат, чтобы с твоей помощью был наказан человек по имени Чайлд. Дерзай!» (См. в кн.: Письма Мастеров Мудрости. 1870-1888. - М.: Сфера, 1997. С. 114.)

Доктор Генри Т.Чайлд предстал перед американской публикой в январе 1875 г. как разоблачитель двух американских медиумов — г-на и г-жи Холмс. Е.П.Блаватская и Г.С.Олькотт получили указания о необходимости разоблачения самого Чайлда как их «бывшего партнера и импресарио». Олькотт добросовестно выполнил это указание в книге «Люди с того света» (Olcott H.S. People from the Other World. - Hartford, 1875).

Е.П.Блаватская в своем Альбоме для вырезок пишет: «Чайлд был сообщником. Он присвоил деньги за сеанс .....лмсов. Он не...» (последнее слово может означать негодяй). В другом месте она добавляет: «Мне было приказано разоблачить д-ра Чайлда. Что я и сделала. Он — лицемер, лжец и обманщик». (О событиях и лицах истории, связанной с д-ром Чайлдом, см. статьи Е.П.Блаватской «Филадельфийское "Фиаско", или Кто есть кто?» и «Кто фальсифицирует?», а также Приложение 3, «Дело Холмсов», в кн.: Е.П.Блаватская. В поисках оккультизма. — М.: Сфера, 1996.)

[38] Этот человек решил положить начало или, точнее, основать особый фонд и обещает высылать мне новые пожертвования с целью непременно и безотлагательно возбудить в суде процесс против Чайлда. Как вам каша, которую мы заварили, генерал? (франц.)

[39] На обороте написано: «От госпожи Блаватской, 22 февраля 1875 г.»

[40] Роберт Дейл Оуэн — ведущий спиритуалист Америки. (См. раздел Краткие биографические очерки.)

[41] «О вкусах не спорят» (лат.).

[42] Колби — издатель спиритуалистического журнала «Ваnner of Light» («Знамя Света»), издававшегося в Бостоне в 1857-1907 гг.

[43] Баярд — Пьер Террай сеньор де Баярд (Байярд, ок. 1473-1524) — прославленный французский рыцарь, известный как «Рыцарь без страха и упрека» (chevalier sans peur et sans reproche), воспетый в легендах и в многочисленных произведениях литературы и искусства.

[44] «Самая красивая на свете девушка не может дать больше того, что имеет» (франц.)

[45] Письма Е.П.Блаватской, написанные с марта по июнь 1875 г. генералу Ф.Липпитту, интересны тем, что дают некоторое представление о жизни Е.П.Б. до основания Теософского Общества, а также тем, что содержат описание Джона Кинга. Джон Кинг, широко известный в кругах спиритуалистов, утверждал, что он является духом знаменитого пирата — сэра Генри Моргана. Джинараджадаса сообщает: «Джон Кинг отчасти руководил манифестациями на спиритических сеансах в семидесятые и восьмидесятые годы. Он определенно обладал необычной для рядового духа властью над силами астрального мира, и вызываемые им феномены всегда бывали весьма интересны. Его облик в моменты материализации соответствовал нарисованному им самим автопортрету... Энергичный, грубовато-простодушный, с громким командным голосом, Джон, появляясь на спиритических сеансах, всегда вносил в них немалое оживление и умел призвать к порядку всех строптивых духов. Из писем Учителя С[ераписа] полковнику Олькотту и упоминаний Е.П.Б. можно заключить, что Джона Кинга допустили к членству в Египетском Братстве на одной из его низших ступеней, и Братство нередко использовало этого духа в качестве посланника. Я полагаю, что настоящий Джон Кинг вскоре после того как в спиритизме прошел период мощных физических манифестаций, отправился куда-то в иные сферы, а его место поочередно стали занимать другие духи, принимавшие его облик, голос и прочие внешние характеристики. Возможно, один из таких "Джонов Кингов" до сих пор появляется на спиритических сеансах».

[46] Генерал Липпитт сделал на письме пометку о том, что оно было получено 9 марта 1875 г.

[47] Ad libitum (лат.) — по желанию, по своему усмотрению, сколько угодно.

[48] Диака — призрак, оболочка, фантом из кама-локи; «это один из тех, кому доставляет безумную радость разыгрывание ролей, выкидывание трюков по части олицетворения персонажей противоположного характера». Такое определение этому духу дает Эндрю Джексон Дэвис — выдающийся американский ясновидящий.(См. в кн: Е.П.Блаватская. Разоблаченная Изида. — Москва-Минск: Сфера-Лотаць, 2000. Т. 1, с. 257.)

[49] Мамлер и Хезелтон — по-видимому, фотографы, которые занимались спиритической фотографией, делая снимки духов.

[50] Страна вечного лета (англ. Summer Land) — название, данное американскими спиритуалистами и феноменалистами стране или области, где живут «духи» после смерти.

[51] ...вы не слышали свидетельств [...] — Имя в письме написано неразборчиво.

[52] Ярд (англ. yard) — единица длины в системе английских мер; 1 ярд=3 футам=0,9144 м.

[53] Корсон Хирам — см. раздел Краткие биографические очерки.

[54] от отчаяния, за неимением лучшего (франц.).

[55] Почтовая открытка, на штемпеле обозначена дата: 3 апреля 1875 г.

[56] Генерал Ф.Липпитт написал на письме, что оно было получено им 9 марта 1875 г.

[57] Уильям Стейнтон Моузес — см. раздел Краткие биографические очерки.

[58] ...отвратительном религ[иозно]-фил[ософском] журнале... — подразумевается «The Religio-Philosophical Journal, издававшийся в Чикаго в 1865—1895 гг.

[59] «слепые, которые ведут хромых» (франц.).

[60] Евсевий Кесарийский (Евсевий Памфил, ок. 263-339) — римский церковный писатель и историк, епископ Кесарии Палестинской с 311 г. Одним из первых среди христианских авторов сделал попытку согласовать достижения античной науки с интересами церкви. Сочинения: «Церковная история» (история христианства до324 г.), «Житие императора Константина» (панегирик императору).

[61] «в благоухании святости» (франц.); в переносном смысле — «пользуясь особым расположением».

[62] Мой генерал! (франц.).

[63] «А la Cuvier» — «как Кювье» (франц.).

Кювье Жорж (1769-1832) — знаменитый французский зоолог, один из реформаторов сравнительной анатомии, палеонтологии и систематики животных. Ввел понятие типа в зоологии. Установил принцип «корреляции органов», на основе которого реконструировал строение многих вымерших животных. Не признавал изменяемости видов, объясняя смену ископаемых флор и фаун так называемой теорией катастроф. Сочинения: Рассуждения о переворотах на поверхности земного шара. — М.-Л., 1937.

[64] Мормоны («Святые последнего дня») — члены религиозной секты, основанной в США в первой половине XIX в. Дж.Смитом, который опубликовал в 1830 г. «Книгу Мормона» (якобы запись таинственных письмен израильского пророка Мормона, переселившегося в Америку) — главный источник вероучения, включающего положения иудаизма, христианства и других религий. В 1848 г. община мормонов основала в штате Юта государство мормонов — теократическое государство по типу Древнего Израиля. Мормоны проповедовали и практиковали многоженство.

[65] Бульвер-Литтон Эдуард (1803-1873) — английский писатель-романист, драматург и политик, барон. Автор знаменитого мистического романа «Занони». Стр. 47. Тор (сканд. «греметь») — в германо-скандинавской мифологии сын Одина и Фрейи, бог грома, бури и плодородия, владыка всех стихийных духов, богатырь, защищающий богов и людей от великанов и страшных чудовищ (в том числе мирового змея). Оружие Тора — его боевой метательный молот Мьёлльнир, возвращающийся к владельцу, которым он и побивает ётунов (великанов).

[66] «так называемых», мнимых, самозванных (франц.).

[67] за его дальнего, седьмая вода на киселе, родственника (франц.).

[68] Тор (сканд. «греметь») — в германо-скандинавской мифологии сын Одина и Фрейи, бог грома, бури и плодородия, владыка всех стихийных духов, богатырь, защищающий богов и людей от великанов и страшных чудовищ (в том числе мирового змея). Оружие Тора — его боевой метательный молот Мьёлльнир, возвращающийся к владельцу, которым он и побивает ётунов (великанов).

[69] «свастику» с «крестом хоругвей» (франц.).

[70] На обороте написано: «От г-жи Блаватской, апрель 1875 г.»

[71] «Бей, но выслушай» (франц.).

[72] Эпиктет (ок. 50-ок. 140) — греческий философ-стоик. Был рабом одного из фаворитов Нерона, позднее отпущен на волю. Философские проповеди Эпиктета сохранились в записи его ученика Флавия Арриана.

[73] На обороте написано: «От госпожи Блаватской, около 1-3 мая 1875 г.»

[74] небольшой услуге (франц.).

[75] побитый физически (франц.)

[76] обязательно отблагодарю вас за это (франц.).

[77] Г-н Б. — Михаил Бетанелли, второй муж Е.П.Блаватской. О втором браке Блаватской подробно рассказывает Г.С.Олькотт в «Листах старого дневника».

(См. также письма от Учителя Сераписа в кн.: Письма Мастеров Мудрости. 1870-1888. — М.: Сфера, 1997. С.124-139.)

[78] вправду, в самом деле (франц.) четверостишие (франц.).

[79] на этот раз (франц.).

[80] четверостишие (франц.).

[81] болезни (франц.).

[82] Deus ex machina (лат.) — «Бог из машины». Драматургический прием античной трагедии: запутанная интрига получала неожиданное разрешение благодаря вмешательству бога, который при помощи механического приспособления («машины») внезапно появлялся на сцене, раскрывал неизвестные обстоятельства и предсказывал будущее.

[83] 5 кусочков адского камня — ляписа (франц.).

[84] бука, дух злобный и лукавый (франц.).

[85] «Клуб Чудес» — в мае 1875 г. Г.С.Олькотт предпринял попытку организовать «частный исследовательский комитет» для изучения психических феноменов под названием «Клуб чудес». Этот проект не состоялся. В своем Альбоме для вырезок Е.П.Блаватская написала, что эта попытка была предпринята в связи с полученными в то время указаниями «начать рассказывать публике истину о феноменах и о производящих их медиумах». (О «Клубе Чудес» см. примечание К.Джинараджадасы в кн.: Письма Мастеров Мудрости. 1870-1888. - М.: Сфера, 1997. С. 115; Мэри К.Нэф. Личные мемуары Е.П.Блаватской. — М.: Сфера, 1993. Глава 34, с. 236;Olcott H.S. Old Diary Leaves. Vol. I. - Adyar: TPH, 1974. P. 25.)

[86] Приписка после постскриптума принадлежит Джону Кингу. Она сделана красным карандашом, и все слова в ней написаны заглавными буквами.

[87] Почтовая открытка со штемпелем от 19 июня помечена: «От госпожи Блаватской, 19 июня 1875 г.»

[88] Дорогой генерал! «Ваш маленький приятель еще не умер» (франц.).

[89] Мистерии (от греч. misterion — таинство, тайна) — тайные обряды древних религий, в которых участвовали только посвященные — мисты. В Древнем Египте существовали мистерии Изиды и Озириса; в Вавилоне — мистерии Таммуза; в Древней Греции — Элевсинские, Орфические, Самофракийские мистерии; в Древнем Риме — мистерии Вакха. Аттиса и др. Многие элементы древних мистерий были заимствованы христианством.

[90] «Kraft unci Stoff» (нем.) — «Сила и материя», один из главных философских трудов Людвига Бюхнера (1824-1899), немецкого врача, естествоиспытателя и философа вульгарного материализма. Утверждая, что сознание есть зеркало природы, продукт высокоорганизованной материи — мозга, Бюхнер рассматривал духовное лишь как совокупность функций мозга. Сторонник социального дарвинизма, он провозглашал биологические принципы естественного отбора, борьбы за существование и выживания наиболее приспособленных как определяющие факторы общественной жизни.

[91] Д.Бьюкенен — френолог и психометрист, автор учебника по психометрии (Manual of Psychometry: the Dawn of a New Civilization), опубликованного в 1885 г. в Бостоне.

[92] Психометрия (греч. — «измерение души») — чтение или видение внутренним зрением, способность человека, держа в руках предмет, рассказывать о людях и событиях, связанных с ним.

[93] домашний халат (франц.).

[94] Почтовая открытка с пометкой: «От госпожи Блаватской 7 июля» написана по-французски. Вот ее подлинный текст:

Mon general!

Malheureusement, «Phomme propose et Dieu dispose». Je ne puis avoir plaisir de vous voir a Philadelphia. Je pars demain, Mercredi soir — ou dans la nuit. Je vais en mission, reparer le tort qu'a fait a la cause de spiritualisme ce coquin de Dr. Child en rendant fou ce pauvre vieux Owen. Enfin, ils auront un joli compte a rendre «upstairs» cescoquins la de Holmes et leur Barnum show. Je vous verrai a Boston, ou Olcott se trouve pour le moment. My love to your dear daughter.

Toute a vous H.P.Blavatsky.

[95] Буду вам признательна, если вы не станете делать секрета из этого письма. Если хотите, можете его даже опубликовать. Хочу, чтобы все знали, о чем я думаю. Поэтому, пожалуйста, предавайте это послание огласке в той степени, какую сочтете нужной. — Е.П.Б.

[96] «Mind and Matter» — «Разум и материя».

[97] Бушель — мера объема жидкостей и сыпучих веществ в системе английских мер. I бушель британский = 36,3687 дм³, 1 бушель США = 35,2393 дм³.

[98] Э.Дж.Дэвис — Дэвис Эндрю Джексон, американский спиритуалист и ясновидец. (См. раздел Краткие биографические очерки.).

[99] Манифестация (лат.) — проявление, обнаружение.

[100] Элементарии — развоплощенные души, которые при жизни на земле отделили от себя свой божественный дух и тем самым утеряли свой шанс на бессмертие. Отделившись от своих высших триад и тел, эти души остаются в своих камарупических оболочках и неодолимо притягиваются к земле, к элементам, родственными их грубым натурам.

[101] Пресвитерианство (от греч. presbyteros — старейшина) — течение в кальвинизме, возникшее в период Реформации в Шотландии и Англии и представляющее умеренное крыло английских и шотландских пуритан; политическая партия в период Английской революции XVII в.

[102] хорошо смеется тот, кто смеется последним (франц.).

К началу страницы → Оглавление писем Е.П.Блаватской